Между первым боем с Бенвенути и вторым прошло полгода, но за это время Монсон выходил на ринг три раза. Впрочем, в сумме он в этих боях провел меньше, чем в первом бою с итальянцем – 6 раундов. Все проходили в Аргентине, всюду Монсон выступал с перевесом, и ни один из этих боев не считался защитой титула. Так, чемпиону захотелось подраться – он вышел и подрался. В легкую. Ради таких соперников можно было и не режимить.
Первой же защитой титула стал матч-реванш с Бенвенути 8 мая 1971 года. Итальянец тоже не сидел сложа руки. Встретился с другим аргентинцем Хосе Роберто Кирино (с некоторым перевесом) и большинством судейских голосов проиграл эту встречу. Кирино никогда не был грозной силой, а Бенвенути понадобилось дважды вставать с пола. После первого боя с Монсоном от него не осталось ничего. Он так тогда выложился, что каким-то образом, что называется, «взял силы из будущего». Так говорят, когда боксер слишком потратился в одной встрече. Именно это с Бенвенути и произошло. И все-таки он вышел на второй бой с Монсоном, хотя все в нем было решено до первого удара гонга.
Первая защита титула стала самой легкой для Монсона. По сути, он дрался не с самим итальянцем, а с его тоской по себе прежнему. Тому, каким он был, и кого все равно не хватало на встречу с Монсоном. Но не хватало чуть-чуть, а у тоски по себе не было вообще ничего. Я не буду описывать этот бой. Все в нем было ясно сразу, для мало что понимающих в боксе – после нокдауна Бенвенути во 2 раунде. Для тех, кто не хотел ничего понимать, а среди поклонников итальянца таких хватало, после его нокдауна в 3 раунде, в ответ на который из угла Бенвенути полетело полотенце. Бенвенути долго скандалил со своими секундантами, рвался из их рук, говорил, что еще может… Ну, на полминуты его бы, наверное, хватило, но тогда он вряд ли бы так прилично выглядел сейчас, когда ему уже хорошо за восемьдесят.
Не могу ничего утверждать, но, по-моему, отскандалив положенное в своем углу, Бенвенути сам решил, что с него хватит. Во всяком случае, на ринг он больше не вышел. Никогда. Вышел к Монсону – все годы после своих поражений Бенвенути поддерживал с ним связь. Что-то было в этом злобном боксере, что притягивало к нему людей совершенно другого склада, хороших людей, к числу которых относился и плейбой Нино.
Когда Монсона будут хоронить в начале 1995 года, он примчался к нему в Аргентину, нес его гроб, и не было человека более опечаленного случившимся, чем Бенвенути. Да, наверное, Монсон был негодяем, но… не знаю… было в нем и что-то хорошее. Много хорошего. Ведь находясь в зените своей славы, он накануне каждого Рождества брал грузовик, грузил его доверху игрушками и, как потом это делал его соотечественник Марадона, ехал в родной квартал и раздавал все местным детям. Это придумал он, а не Марадона. И никакой рекламы этому он не делал. Все становилось известно позже, много позже. А пока он просто дарил игрушки. Те самые игрушки, которых не было у него самого.
Монсону несказанно повезло, что первый титульный бой прошел у него с таким известным и популярным бойцом, как Бенвенути. Если вы смотрите нарезку из боев Монсона – тогда да. Десять человек падают, как нанятые. Красиво. Но если вы посмотрите бои целиком, то впечатление будет совсем иным. У него нет ни классического блеска Оскара Де Ла Хойи, ни отточенной атаки Артуро Гатти, ни огня в стиле «а гори оно все синим пламенем» Рикардо Майорги. Если его с кем-то сравнивать, то на ум приходит Бернард Хопкинс. Не по манере ведения боя, а то тому впечатлению, которое он производил. Длинный, временами как будто неловкий, очень хорошо умеющий пользоваться своим ростом, сильно бьющий, но редко заканчивающий бой с одного удара… Таких много, и звездами они не становятся.
Но есть бойцы, которые смотрятся гораздо лучше своего стиля, как, например, Артуро Гатти. А есть те, которые смотрятся гораздо хуже него, как Хопкинс. Монсон попадал в последнюю категорию. Если бы не две безоговорочные победы над Нино Бенвенути, ему пришлось бы много лет доказывать, как он хорош. А так – двадцать восемь лет, и раз – звезда. Потом матч-реванш с ним – и ты подтверждаешь свой класс. И неважно, что он уже был не тот. Важно только то, кого ты побил. В одной из предыдущих частей своего рассказа о Карлосе Монсоне я упоминал, на кого он похож. Все сошлись, что он напоминает Чарльза Бронсона. Все верно. Сейчас я столкнулся еще с одним очень четким определением – «на переросшего Мика Джаггера» (“like an overgrown Mick Jagger”), да-да, того самого из группы “The Rolling Stones”. Оно принадлежит журналисту Маршаллу Риду и цитируется журналом “The Ring”. Все правильно: поставь Монсона и Джаггера рядом, они будут смотреться как братья. Но почему «переросший Мик Джаггер»? Не Джаггер-переросток, а именно переросший Джаггер. Рост Джаггера – 178 см. Рост Монсона – 182. Не очень-то и заметишь. Почему “The Ring” не обратил на это внимания? Потому что Карлос Монсон казался больше, чем он был. Для того, чтобы защитить свой титул в боксе четырнадцать раз, надо быть очень-очень здоровым.
(Продолжение следует)
